| ЗАПИСКИ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ |
|
|
Василий Жданов: «За 3-е место в чемпионате СССР в индивидуальной гонке мне был вручен конверт с двумя ассигнациями по 3 рубля каждая...» ГОНКА Им гордится страна в общем. А в частности? Что конкретно известно нам о харьковчанине Василии Жданове, велогонщике, обладателе всех высших спортивных титулов? Как многие именитые спортсмены, он имеет машину. Получил двухкомнатную квартиру в центре Харькова. Увенчан титулами и медаля¬ми. И только зарплата его по-прежнему смехотворна, да вены на ногах уже даже во время отпусков опухают, да сердце окончательно поизносилось. В Советском Союзе его редко кто знает в лицо. Из спортивной биографии: Василий Жданов. Родился в 1963 году в Белго¬роде. Заслуженный мастер спорта. До 1989 года постоянно тренировался в Харьковском центре олимпийской подготовки у заслуженного тренера СССР В. Г. Резвана. Чемпион мира 1985 года в командной гонке на 100 километ¬ров. Двукратный победитель велогонок мира. Восьмикратный чемпион СССР. Чемпион IX летней Спартакиады наро¬дов СССР. Победитель Спартакиады дружественных армий. Трехкратный обладатель Кубка страны. Член КПСС. Капитан и комсорг сборной Советского Союза. С ноября 1988 года— член первой советской профессиональной команды, выступающей под флагом крупнейшего алюминиевого концерна Европы «Альфа-Люм». * * * ...Он снова забился в кашле. Потом бросил пропитанный кровью носовой платок в таз с водой. — Так и платков не хватит.— Попро¬бовал улыбнуться, но улыбка получи¬лась вымученной и какой-то испуганной. Он присел рядом на диван и внима¬тельно посмотрел мне в глаза. — Я долго думал, стоит ли начинать этот разговор, поверь. Но потом понял, что обязан именно сейчас рассказать о своей жизни в шкуре советского про¬фи. Наступает момент, когда терпение лопается и хочется поведать о жизни на Западе. О том, как чувствуют там себя наши спортсмены, поставленные Госкомспортом СССР в условия, в которых даже нищенское, разумеется, по их, капиталистическим меркам, существование покажется роскошным. Впрочем, все эти мысли — в моем дневнике. Красным карандашом я отметил те места, которые считаю важнее других. — Он протянул мне стопку общих тетрадей.— Написано в Италии. Читай. «...Нас пока не перевели в профи, мы считаемся экспериментальной командой, поэтому не имеем права получать зарплату в валюте — нам платят только суточные. Перед выездом в Италию руководители Госкомспорта сказали нам, что не успели оформить все нужные документы. «Вы поезжайте,— уговаривали они нас.— А мы пока переделаем соглашение». Но мне кажется, что они и сейчас не решат эту проблему. Ведь что получается, мы здесь уже два месяца, а те деньги, которые получаем, действительно не зарплата, а карманные (Госкомспорт определил нам семь долларов в день), уходят на туалетные принадлежности; иногда хочется съесть шоколад, выпить кофе, сходить в кино. Нашу же зарплату в Союзе, что-то около 400 рублей, прозванивают наши близкие, и без этого не обойтись, находиться вдали от дома без поддержки крайне сложно. Понимая наше состояние и видя проблемы, наш хозяин Майкл Бруски выдает нам прибавку к щедротам Госкомспорта в виде 15 долларов ежедневно, то есть платит в 2 раза больше. Неужели он богаче моей страны и мы для него дороже, чем для наших руководителей? Этот вопрос ребята постоянно задают друг другу, но, очевидно, его стоит задать повыше. А впрочем, не стоит. Я сейчас отчетливо вспомнил, как возмущенно реагировали руководители Госкомспорта на наши вопросы о зарплате. «Что вы волнуетесь? — говорили они. — С голоду не умрете. Много говорите о деньгах. А главное — это испытать себя и перенять опыт. Все остальное — не важно. Помните, профи — это одна большая семья, которая сидит за одним столом и делит пирог на части. И каждой команде достанется по своему куску». Про «кусок» сказать нам не забыли. Забыли сказать о тех нагрузках, которые нас ждут. Я ведь и раньше ездил с профессионалами гонки «open». И не просто ездил, а побеждал, притом не только в командном, но и в личном зачете (например, «Молочный тур» — Англия, 1988 г.). Разумеется, я видел, как работают профи, но действительность оказалась иной. Уже на первых тренировках я почувствовал, как у меня работают печенка, селезенка, почки. Раньше такого никогда не было. Именно сейчас я понял значение денег для жизни. Ведь после окончания спортивной карьеры мы остаемся один на один со своими болячками, никому не нужными. И если нет сбережений, то... А из Италии мы вернемся калеками (хронический простатит и конъюнктивит не в счет), ибо наши организмы не готовы к предложенной им нагрузке. Самое обидное, что в Москве это понимают и без зазрения совести говорят, что создали нам сладкую жизнь: катайтесь, мол, ребята, и участвуйте в нашем хорошо разыгранном спектакле. Но каждый из нас просидел в седле уже более 10 лет и знает цену заработанным своим здоровьем деньгам. Сейчас и наши хозяева поняли, какой контракт они подписали. Не тот, о котором мечтали. До них наконец дошло, что все сотни тысяч долларов, которые они за нас заплатили, осели где-то, а мы ничего не получили и не заинтересованы в победах. Наша команда для Майкла Бруски убыточная. Уже сегодня мы стоим в 1,7 раза дороже, чем любая профессиональная команда. ...Всю первую многодневку ехал с мыслью: буду ли я когда-нибудь ехать так, как они, зачем я сюда попал? Все иллюзии, что мы тоже сильны и будем ехать не хуже, прошли с первым стартом. ...Уже сейчас многие гонщики прямо на твоих глазах принимают по ходу гонки какие-то медикаменты. И мне становится ясно, что без хорошей фармакологии здесь не обойтись. ...Этот бешеный темп держался весь 220-километровый этап. Так все время ехать тяжело. В каждую гору заезжал на зубах. На этапе постоянно болела и кружилась голова. Ног по-прежнему не чувствую — мертвые. Усталость во всем организме. Кашляю. Кашель все время прогрессирует. Плюю кровью. Сегодня гонку почти не видел, все время еле-еле «сидел» в середине группы. Были мысли даже о том, чтобы завязать. ...Утром было собрание. Франкини в очень резкой форме сказал Николаю Григорьевичу Морозову, чтобы он не вмешивался в тренировочный процесс, что здесь ему не Москва, где каждый сам себе начальник, и чтобы твердо зарубил у себя на носу: в команде есть только один тренер — он, Франкини. И если Морозов не уймется, то поедет домой. Мороз стух и сейчас моет велосипеды. Но бог с ним, с Морозом. Ибо в первую очередь нужно выгнать не его, а нашего второго наставника — Владимира Брауде. Он заключил десяток договоров с разными издательствами и сейчас строчит заметки о нашей жизни. Ни мы, ни наши беды его не волнуют. ...В критериуме профи развивают такую скорость, что становится страшно, страшно за себя. Я — равнинный гонщик, скоростной, не могу высунуть носа не то что впереди, а даже на 70-й пози¬ции. Мы совсем не готовы к таким скоростям. Сегодня скорость на кольцевых отрезках трассы в конце двухсоткилометрового этапа была 56 километров в час. У нас так не ездят даже в пике сезона (максимум— 48), а тут— его раннее начало. -...Прошло уже четыре этапа многодневной гонки «Джиро де Сицилия». Мне по-прежнему плохо. ...Прошел пятый этап. Сегодня я почувствовал себя человеком, почувствовал себя гонщиком. Что же произошло? Расскажу все по порядку. Начну с того, что я наблюдал на протяжении всех этапов. Когда гонка подходит к концу, то очень часто видишь, что спортсмены пьют что-то из специально подготовленных баночек, пьют какие-то стимулирующие препараты, и после этого усталость у них как рукой снимает, организм чем-то подстёгнут. Да, это допинг, но не в прямом смысле, а может быть, и в прямом, я пока не знаю. Но мысли о том, чтобы попробовать содержимое такой баночки, приходят сейчас как никогда часто, очень уж хочется испытать это неведомое чувство. Многие, а вернее практически все, принимают стимуляторы. У нас тоже они есть у врача и массажиста, но они говорят, что еще рано и мы получим их только когда придет время. Но я отвлекся. Итак, главное. Сегодня я попробовал, но не допинг, а нечто другое. У меня очень болят ноги, мышцы, это бывало и раньше, а сейчас — особенно сильно, не знаю уж, почему. Я постоянно еду со слезами на глазах. Утром я сказал об этом массажисту, и он меня отругал: почему не обратился раньше. Перед стартом он сделал мне укол. Увы, я не знаю, что это был за препарат, но когда я стартовал, то до конца гонки ни разу не почувствовал боли в ногах. Впервые я много атаковал, терзал группу, уезжал в отрыв и радовался самому себе, радовался, что могу работать, что боль не мешает. Весь этап проехал с восторгом. «Вот это да,— думал я,— когда у меня так болели ноги в Союзе, приходилось делать дополнительные тренировки, чтобы боль ушла. На это уходила неделя-другая, а тут — один укол». Я признал фармакологию раз и навсегда именно с этим уколом. Признал фармакологию спортивную и фармакологию вообще. Раньше я о ней только слышал, пользоваться не приходилось, ведь в СССР спортивная медицина — одна видимость; только и есть что поливитамины. Главное — твое здоровье. Такие мысли переполняли меня весь день, а когда лег спать, подумал: интересно, а завтра тоже нужен укол? Но наутро чувствовал себя нормально. Гонка закончилась оптимистически. И хотя по сумме этапов я занял 75-е место, для меня это роли не играло — мог бы и 175-е. Главное, появились надежда и вера в себя. Завтра отдыхаем, а через день — опять старт. Так теперь будет всегда. Перерыв у профи между гонками обычно один день, чтобы переехать к месту нового старта. А там утро — и вновь... в путь. ...В том, что спорт— посол мира, я убеждался не раз. И сейчас нахожу этому новое подтверждение. Приведу такой пример: когда во Франции проходит «Тур де Франс», то президент стра¬ны берет отпуск и несколько этапов сопровождает гонку в машине почетных гостей. Когда мы вступили в Федерацию профессионального спорта, он сказал: «Я верю, что недалек тот день, когда русский велосипедист проедет по Елисейским полям в желтой майке лидера. И это будет более весомым вкладом в дело мира, чем даже полет в космос русского и французского космонавтов». Когда в Италии проходит «Джиро де Италия», почти вся страна не отходит от телевизоров на протяжении всех 22 дней гонки. Победителей ждут самые престижные награды. Это неудивительно: на Западе хороших спортсменов высоко ценят. Так, скажем, после победы испанского гонщика Лючо Хиреры в туре Испании его объявили национальным героем своей страны. Был объявлен выходной день, и вся Испания праздновала победу своего земляка. По-моему, задуматься над этим стоит, ибо сейчас наши победы в стране не ценятся вообще. Скажем, за звание чемпиона Советского Союза в парной гонке на 50 километров в 1987 году мне выплатили 70 рублей. А за третье место в I туре чемпионата СССР в индивидуальной гонке на время мне был вручен конверт; содержащий две ассигнации по 3 рубля каждая. Что говорить, не густо. Между тем простые люди счи¬тают нас, спортсменов, чуть ли не миллионерами. ...У меня вылетела пломба, и тренер Примо Франкини повез меня с другими ребятами клубному врачу. Войдя в ка¬бинет, я увидел массу дипломов и кубков с международных конкурсов дантистов. Врач отнесся к нам с уважением, но, глянув на мои зубы, ужаснулся: «Если бы я так лечил зубы, то меня бы-клиенты давно кастрировали». Он поставил мне пломбу и выдал письменную гарантию на 20 лет. «Зуб может разлететься, синьор, но не пломба. Если она продержится 19 лет и 11 месяцев, то по этой бумаге я обязуюсь вам лечить бесплатно все зубы». Короче, он поставил нашим ребятам 15 пломб и запросил с Франкини 5 миллионов лир. Мы ужаснулись. Тренер тоже. Тогда доктор сказал, что не нужно считать его «жмотом», он сделает Пете Угрюмову бесплатно все зубы, поставит 22 пломбы. И пусть это будет знаком уважения к русским. В конце доктор сказал, что так, как в России, у них лечили зубы лет 30—35 назад. У них лечат под местной анестезией. Боли нет. Это дает возможность хорошо вычистить полость зуба. Об этом тоже стоит подумать. Я ведь лечил зубы не в общей очереди, а в закрытых клиниках, у классных врачей, труд которых не оставлял без внимания. Но больше 2-3 лет ни одна пломба не держалась. А ведь лечили меня с особым вниманием и бережливостью. Как же, интересно, живут те, кто лечится в больнице на общих основаниях?» ...Когда ушла на трассу последняя команда и последняя техничка отправилась в путь, стрелка термометра замерла на отметке 40°. И когда в лучах солнца показался Севан, лицо Василия Жданова стало неотличимо от цвета его красной майки. Он даже не заметил, как ожило шоссе. «Поплыл», испаряясь под колесами его велосипеда, залатанный недавно асфальт — и наступила темнота... Жданов не знал, сколько «это» продолжалось. Красное пятно чьей-то майки вспыхнуло перед ним так же неожиданно, как и исчезло. Промелькнул километровый столбик, и Жданов понял, что позади всего 75 километров гонки. То ли сознание того, что впереди еще целых 25 километров пути, то ли свинцовая боль в ногах окончательно утвердили в нем безысходность ситуации. Хотелось пить так сильно, что, попадись ему по дороге лужа, он бы обязательно остановился. Со злости Василий выхватил из крепления и бросил на дорогу бачок со слипшейся от жары питательной смесью. И, теряя сознание, он увидел, как уходят с первой позиции без смены Ложкин, железный Наволокин, чемпион мира 1983 года. Увидел и понял, что не имеет права выпасть из команды, ибо остается, по сути, третьим (последним!) зачетником. В техничке, идущей за велосипедистами, тренеры долго молчали, потом переживания прорвались наружу. — Сейчас сойдет, сейчас,— шептал Гусятников.— Он сколько еще продержится, а, Виталий? — Не знаю. — Сейчас, сейчас сойдет... — Да что ты заладил! И вновь они молчали. И вновь не верили. — Вот сейчас,— шептал на сей раз Резван.— Сейчас... Но время шло, а спортсмен с номером 16 на спине по-прежнему был в команде, по-прежнему вел свои смены. Из интервью после финиша Александр ГУСЯТНИКОВ, главный тренер сборной СССР: — Я не узнавал Жданова. Он буквально «умирал» в седле. А до чемпио¬ната мира остается чуть больше двухнедель. Виктор КЛИМОВ, гонщик: — То, что с Васей что-то произошло, понял сразу. Но он на вопросы не отвечал, молча вел гонку. ...Последнее, что он увидел,— была расплывающаяся, подрагивающая фигура одетого в немыслимо зеленый балахон не в меру экспансивного болельщика, стоящего сразу же за какой-то белой чертой. И вдруг (он это даже не сразу осознал) черта и фигура слились в голове Василия в долгожданное понятие финиша. И последнее, что он успел сделать, вцепившись покрепче в руль,— это направить велосипед в сторону «балахона», олицетворяющего собой финишный створ. Виталий РЕЗВАН, тренер сборной СССР: — Мы побежали к ребятам. Важно было сразу же разобраться в причинах неудачи. И вдруг за спиной кто-то крикнул: «Жданов!» Я оглянулся и не увидел Васю. К финишу приближался незнакомый мне гонщик в белой майке. Но номер был 16. Из заключения врачей: «Состояние крайне тяжелое. Полное обезвоживание организма. Уровень гемоглобина значительно ниже, а мочевины выше предельно допустимой нормы. Требуется длительное стационарное лечение. На дистанцию Жданов вышел, имея 75 килограммов веса, после финиша весил на 12 килограммов меньше. Поэтому и стала белой красная майка, покрывшись коркой соленого пота, и тренер не узнал своего ученика. Кто-то кричал и махал руками, кто-то уже бежал с ведром воды. Виталий Гаврилович, бесцеремонно заняв одну из черных «Волг», повез Васю в город. По дороге Жданова тошнило, и тренер, прикладывая к его голове мокрый платок, твердил перепуганному водителю: «Быстрее, браток. Быстрее. Я тебе потом всю машину вымою». Ни одна из пяти больниц Еревана, куда обращался Резван, не приняла гонщика. Слишком серьезна была, по мнению местных светил, травма, слишком известным было им имя прославленного чемпиона. И, когда им отказали в очередной раз, врач команды Юлий Богданов махнул рукой. — Больше времени терять нельзя. Поехали на базу. Лучше все сделать самим. Так будет спокойнее. О том, что произошло потом, ходят легенды. Мне доводилось читать не раз о якобы состоявшемся разговоре Жданова с его тренером В. Г. Резваном, когда тот предложил зачеркнуть сезон. — У тебя сильная травма,— сказал, присаживаясь на кровать, тренер.— Если ты морально сломлен, давай перенесем все планы на будущий год, боюсь, как бы не было хуже. — Я готов доказать на трассе,— ответил Василий. Не знаю, кто придумал эту версию ждановского геройства, хотя она очень серьезно переплетается с правдивой историей, имевшей место на XXXVIII велогонке мира. Там, дождавшись Жданова у выхода из гостиницы, один французский журналист спросил, поедет ли он новый этап. — А почему нет? — удивился Жданов. — Но после трех падений ваши ноги превратились в сплошную рану... — Ерунда. — Неужели не болит? — настаивал дотошный француз. Гонщик отрицательно покачал головой. — А ночью спали? — зашел с другой стороны журналист. — Нет. Да, этот разговор был. А того — не было. Вернее, вместо него имела место совсем другая беседа. — Как, очухался, Василий Иванович? Завтра на тренировочку. Через два дня поедешь групповую гонку. Легко это так сказал, беззаботно, вроде бы предложил бесплатную путевку на «Златы пясцы». — Ты что, Николай, с ума сошел? — возмутился врач.— Убирайся к черту! После такого теплового удара по месяцу в реанимации отходят. А вечером зашел Резван. И тогда, глядя в глаза тренеру, Вася сказал: — Никуда я не поеду. Пропади оно все пропадом, Гаврилович! И вспомнил, как причитала мать: ...— Не для этого я тебя родила! Чтобы этой дряни в глаза я больше не видела! — И кромсала на куски велосипедные трубки. Это после того, как упал на ровном месте Вася Жданов, не проехав и 2 километров в своей первой групповой гонке по Запорожью. Притерся к чьему-то заднему колесу и «погладил» ногами щебенку. Домой на «Скорой» привезли... Когда ребята из сборной уехали на тренировку, осторожно спустившись в ангар, он вывел свой велосипед. Сегодня — 12 километров. Завтра — уже 130. А через две недели в Италии он стал чемпионом мира в командной гон¬ке на 100 километров; благодаря ему, в частности, команда показала лучший результат на этой дистанции за всю историю велоспорта. 1 час 51 минута 09 секунд — их рекордное время. Повторит ли его когда-нибудь другая команда? ...Однажды мы лежали ночью на че¬моданах в Домодедове (погода капризничала, поэтому коротали ночь в аэропорту), не спали. Это было года три назад, зимой. С пола тянуло холодом. Мешали топот ног, объявления диктора о задержках рейсов. Мы лежали под одной курткой и говорили о превратностях судьбы. Вот тогда-то я и спросил его, почему в тот знойный августовский полдень он не сошел с гонки, а почти 25 километров вел ее без сознания. От удивления он даже приподнялся на локте: — Да ведь каждая моя смена помогала ребятам. Им тоже было нелегко. — Но ведь ты был рядом со смертью. Понимаешь? — Было,— пробурчал он. И, помолчав, добавил: — Когда ты пацан, то редко задумываешься о смерти. А я был пацаном... Однако знал, что нужен команде. Вот и все... И вот теперь после его отдыха в Союзе мы снова встретились. — Насколько известно, кроме суточных, вы будете получать часть денег, выигранных на этапах?— спросил я Жданова. Василий рассмеялся. — Именно часть. Вопрос— какую?' На слух звучит убедительно — 45 процентов. Допустим — я говорю «допустим», потому что это возможно лишь во сне!— мы выиграли десять тысяч долларов. Значит, наша доля — четыре с половиной. В команде четырнадцать гонщиков да еще четверо из технического персонала. Делим данную сумму на 18 и получаем 250 долларов на человека. Впечатляет? Для того, чтобы заработать такие деньги, нужно выиграть минимум 10 этапов! За первые два с половиной месяца мы финишировали 15 раз и лишь трижды были третьими. — В прошлом году ты выиграл одну из престижнейших гонок, «open» {с участием как любителей, так и про¬фессионалов.— Ю. К.), «Молочный тур» в Англии. Каковы там были призовые? — Я выиграл шесть тысяч долларов. Из них мне досталось 400, остальные пошли Госкомспорту. Это грабеж. Только русские могут ездить за такие крохи. Ирландец Келли, ведущий профессио¬нальный гонщик, получает миллион долларов в год. А ведь такой суммой оценил Госкомспорт всю нашу команду, за которую выступают двукратный олимпийский чемпион Гинтаутас Умарас, олимпийский чемпион Сергей Сухорученков, двукратный чемпион мира Александр Зиновьев и еще одиннадцать королей трассы. Если сами себя совсем не ценим, как же требовать уважения от других? Но бог с ними, деньгами. Обидно другое. Почему Госкомспорт не видит дальше сегодняшнего дня, не заглядывает в будущее? Почему бы, к примеру, не условиться с фирмой «Альфа-Люм» о тренерской стажировке кого-нибудь из гонщиков после истечения контракта? — У тебя есть кандидатура? — Да. Александр Зиновьев, единственный в нашей стране двукратный чемпион мира в командной гонке на сто километров и победитель «Дружбы-84» в индивидуальной гонке, мог бы, я уверен, подучившись на Западе, успешно руководить в будущем сборной страны. Нужно только уже сейчас подумать об этом. — И все-таки что больше всего уди¬вило тебя в езде профессионалов? — Умение дорожить собой. Там, если гонщик выполнил свою задачу или вдруг почувствовал себя плохо, он может сойти с дистанции, чтобы сберечь силы на завтра. А у нас? По¬мнишь, я сошел с дистанции (кстати, первый раз в жизни) на Кубке страны 1987 года? И что?.. В сборную команду на чемпионат мира меня не включили. И это при том, что я был чемпионом Союза в командной и парной гонках, выиграл два тура чемпионата страны в разделке, победил в Берлине в прологе 40-й велогонки мира! Там спортсмену доверяют, а у нас нет. И вообще там все совершенно другое. Я даже девиз на обложке дневника записал, которым пользуются их гонщики: «Не надо ездить много, надо ездить быстро». Не правда ли, существенно отличается от известного лозунга Капитонова, 17 лет стоявшего у руля сборной: «Давай объём, поедем — всех побьём». Жданов задумался: — А если уж совсем честно, то ехать туда больше не хочется. Когда мы летели на отдых в Союз, я даже сказал Саше Зиновьеву: «А, может, ну его, останемся дома»? Но Шура меня не поддержал, ответив, что нужно съездить еще на пару месяцев, а потом принять решение исходя из состояния здоровья... * * * ...Через три дня я провожал их в аэропорт. — Может, все-таки останемся? — спросил у Саши Василий. — Поедем! — ответил Зиновьев. Но в его голосе я больше не почув¬ствовал уверенности. Юрий КРИКУН, журнал «Огонек», 20 мая 1989 года |
